[dbhfest]

1.11 Гэвин/Коннор. У Гэвина депрессия (а, может, и ещё какое-нибудь психическое заболевание), и он терзается от одиночества. Два варианта: либо Гэвин пьет таблетки, и Коннор обнаруживает это и за этим следует разговор. Либо Гэвин вообще никак не лечится, и Коннор высчитывает это, и далее, опять же, пытается поговорить с ним на эту тему.

@темы: 1 тур, Коннор, Гэвин Рид

Comments

[fuckinglogin]

Заказчик хочет исключительно пейринг? Или можно попробовать в джен?

[fuckinglogin]

Исполнение 1, 8210 слов, Часть 1/6

Рид не любит официальные мероприятия. Рид вообще никакие мероприятия не любит. Ему бы вернуться домой, плюхнуться на диван и уснуть под глуповатый фильм, который в начале века люди гордо называли «фантастикой» — проверку временем такие не прошли, слишком много дурацких диалогов, слишком много внимания чувствам, слишком мало науки и спецэффектов. К чёрту чувства.

Гэвин стоит у стены и рыщет взглядом девушку-официантку с подносом, на котором определенно должно быть что-то алкогольное. И, когда первый бокал шампанского на голодный желудок даёт ожидаемый эффект, детектив позволяет плечам расслабленно опуститься, делает глубокий вдох и осматривает без интереса помещение. Они в холле Детройтского театра, впереди установлена небольшая сцена, трибуна с микрофонами, а на заднюю стену проецируется логотип полицейского департамента Детройта. Среди гостей — мэр города и комиссар полиции, журналисты, коллеги из других участков, а ещё, на кой-хер не ясно, — Коннор.
Почему он не стоит у стены в участке в гребаном спящем режиме, а таскается повсюду за Андерсоном, как реальный, живой напарник?.. Почему Фаулер вообще позволил этой кукле быть здесь?
Когда официант любезно подливает в бокал Гэвина шампанское, тот не против, конечно, какое, к черту, «против». Жаль, что нет ничего покрепче, ещё более жаль — что нет достойной закуски, кроме как идиотские канапе буквально «на зубок».
Алкоголь даёт в голову быстро, и Рид плотнее прижимается к стене, скрещивает руки на груди и опускает голову — чтобы быть похожим на «крутого парня», которому нет дела до этой белиберды, а не на напившегося до покачивания идиота. Напиваться до начала официальной части мероприятия — и вовсе дурной тон. Гэвин дурной тоже.
Там говорят что-то про статистику. Но картинки с проектора неумолимо пляшут перед глазами, не давая понять, какой процент раскрываемости за первое полугодие — хуевый, или охуенный.
Гэвин, злясь на то, что цифры никак не встают ровными строками, отводит взгляд и смотрит, конечно, на Коннора, стоящего плечом к плечу с Андерсоном, периодически шепча тому что-то на ухо. Должно быть, спрашивает о чем-то — тошнотворно внимательный, заинтересованный, непьющий, ну настоящая радость для департамента.
К концу выступления комиссара («отличная работа», «перспективы», «андроиды», «бюджет» — доходят лишь обрывки фраз), Гэвин осознает, что почти протрезвел.
Он догоняется в баре, куда Джеффри ведет их после. Рид заказывает виски, без колы, и пытается понять, почему, как только он закрывает глаза, вместо темноты видится аккуратный круг, переливающийся синим неоном. Почему, куда бы он не смотрел, взглядом он всегда ищет аккуратный пиджак Киберлайф. И почему находит он его всегда в компании престарелого лейтенанта.
Почему этот факт вызывает в нём злость — такую, что бокал хочется немедленно сжать с нечеловеческой силой, почувствовать, как стекло впивается в кожу, режет её нещадно, как жжет рану спиртом, боль такая, до тошноты — хочется кричать, но в горле застревает что-то.
Этот же ком не даёт сделать глоток, когда Гэвин наблюдает, как Коннор поддерживает шатающегося Андерсона, ведя его от барной стойки к дивану в углу. Рид сглатывает, и ощущается это так, будто бы он проглотил мелкие осколки бокала — в груди всё жжется тупой болью. Для верности детектив даже проверяет бокал — не откололся ли где. Разве можно столь физически ощущать эмоциональное?

Мысли глушатся алкоголем — метод проверенный.
Тело не слушается уже, голова кружится, язык заплетался бы — если бы Рид говорил с кем-то, конечно, а не молчал весь вечер, сидя в одиночестве у барной стойки, сверля взглядом Хэнка Андерсона и его верную собачонку, присланную Киберлайф. Гэвин вообще собак не любит, этих — старую побитую немецкую овчарку и юного, с огромными глазами, послушного бигля — тем более.

Надо бы скорее запить эти идиотские мысли-сравнения еще одним бокалом.

— Гэвин, — кто-то хлопает по плечу, и говорит этот «кто-то», кажется, голосом Фаулера. — Гэвин, хватит с тебя сегодня. Завтра же будет плохо.
«Мне всегда плохо» — вертится на языке.
— Спасибо, капитан, — бормочет в ответ Рид, выжидая, пока заботливый ни к месту начальник отойдет. И тут же вливая в себя содержимое бокала.

Горечь. Не ясно, от алкоголя, или от чувств.
Везёт же андроидам, никаких сраных эмоций, думает Гэвин.
А потом прямо перед ним возникает тот самый андроид, «бигль». Пахнет от него алкоголем — тем, что пил Андерсон.
Не хватает разве что клейма «собственность Хэнка Андерсона».
Почему от этой мысли внутри всё полосует ножом?..

— Детектив Рид, вы в порядке? — интересуется Коннор, заглядывая прямо в лицо. — Остальные уже ушли. Вы доберетесь до дома самостоятельно?
Совсем с катушек слетел, решает Гэвин, только что же Фаулер подходил, и другие копы вокруг — ржут, как гиены, и заливают в себя дешевенькое пойло.
Рид оглядывается — и вокруг, действительно, никого. Бармен устало протирает бокалы; в углу бара, на диване, сидит Хэнк, недовольно наблюдая за разворачивающейся сценой. Наблюдая, как его Коннор какого-то чёрта общается с самим Ридом.
— Свали, — произносит Гэвин, вставая со стула и направляясь к выходу.

Он не делает и трех шагов — покачивается и падает, хватается в последнюю секунду за столешницу, а еще через одну его и вовсе подхватывают под руки.
Рид смотрит на Коннора, невозмутимо помогающего ему стоять прямо, и не понимает — происходит ли это на самом деле. И если нет, то почему внутри так паршиво, непонятно, ощущение, что за грудиной копошится рой насекомых, готовых вот-вот разорвать его, Гэвина, изнутри.

— В чём дело? — недовольно интересуется Андерсон, поравнявшись с Ридом и держащим его Коннором.
— Думаю, детектива Рида в таком состоянии лучше не оставлять, — отвечает Коннор без оттенка каких-либо эмоций в его налаженном выкалиброванном для успешной интеграции голосе.
Гэвин не может сдержать пьяную улыбку, когда видит неприязнь на лице Андерсона.
— Вызови ему такси, — тяжело вздыхая, тянет лейтенант.
Коннор смотрит на Рида. Близко-близко, внимательно-внимательно, уйди ты уже, наконец, зачем только делать пластиковой кукле такие человечные глаза?..

Диод моргает желтым.
— Высокая загруженность сервисов, такси придется ждать долго, — произносит андроид. Затем вновь замирает на несколько секунд. — Детектив Рид живёт в нескольких кварталах отсюда. Доберемся менее, чем за пятнадцать минут.
— Откуда?.. — Гэвину явно не нравится, что этот андроид знает его адрес. Ещё не нравится, что он до сих пор крепко держит его, возможно, даже ощущая учащенное сердцебиение в районе лопаток.
— Ох, бога ради, только быстро, — выплевывает раздраженно Хэнк, размашисто открывая дверь бара.
Рид отталкивает от себя Коннора и плетется неуверенно позади. Они подходят к машине Андерсона, но открыть водительскую дверцу тот не успевает — андроид мягко перехватывает его руку и смотрит проницательно.
— Вы слишком много выпили, лейтенант, — в голосе откуда-то мягкость, нежность почти, и от этого Гэвина едва ли не тошнит. Он прикрывает рот рукой и быстро занимает заднее сиденье, стараясь ничего не видеть и не слышать. Через несколько секунд Хэнк занимает пассажирское сиденье впереди, а Коннор уже обхватывает пальцами руль, ловко переключает коробку передач, и ночной город в окне размывается пятнами и полосами.
Рид прислоняется лбом к прохладному стеклу, закрывает глаза и старается не думать, не чувствовать и, может, не дышать. Но потребность в кислороде бьет по легким, заставляя всё же сделать рваный вдох.

Хочется ударить самого себя. А потом взвыть раненым зверем. Или волком на луну. Одиноким таким волком, со шрамом на переносице.
Через тринадцать минут и двадцать две секунды (когда тебе плохо, ищи спасение в счете времени) они останавливаются у кирпичной шестиэтажки. Коннор с щелчком отстегивает ремень безопасности, выходит и открывает дверь Риду, помогая ему выйти на улицу.
В эту же секунду начинается дождь — пока небольшой совсем — и Гэвину, как ничего другого, хочется раствориться в дожде, каплями разбиться об асфальт, лишь бы не ощущать так остро тепла там, где его касаются пластиковые пальцы, обтянутые искусственной кожей.

Гэвин встречается взглядом с Андерсоном — тот со звериным гневом наблюдает из машины за этой идиотской сценой, устремив орлиный взгляд на Коннора, на его идеальное лицо, будто бы контролируя, не выразит ли оно случайно одну-другую эмоцию.
— Я доведу офицера до квартиры и вернусь, — объясняет RK800 своему ненаглядному лейтенанту.
У обоих — Рида и Андерсона — челюсти сжимаются чуть ли не до скрипа.
Гэвин считает ступеньки и старается не думать, почему у Коннора теплые руки. В смысле, ясно ведь, почему — для сраной «успешной интеграции», обязательным условием которой является максимальная схожесть с человеком. Только вот нихуя он не человек, этот чертов Коннор. К людям Гэвина ещё никогда так сильно не тянуло.
Рид не может попасть ключом в замочную скважину. RK800 мягко забирает ключ у него из пальцев и открывает дверь быстрым и четким движением. Раздается громкое, протяжное мяуканье, и к ногам вошедших ластится пушистая кошка. Коннор нащупывает выключатель, включает свет и смотрит на домашнее животное — маленькое, черное, с огромными жёлтыми глазами.
Рид улыбается, наклоняется неуклюже, чтобы пройтись ладонью по непослушной шерсти.
— Я предупреждал, что буду поздно, — оправдывается мужчина перед кошкой, которая тычет влажным носом в его ладонь. — Не сердись.
Гэвин не замечает, что у Коннора диод тревожно мерцает желтым, под цвет кошачьих глаз.
— Теперь, когда я убедился, что вы в безопасности, я ухожу, — нескладно выговаривает андроид.
Детектив Рид выпрямляется чересчур быстро, из-за этого несколько прядей волос тормошатся потоком воздуха, а затем неаккуратно ложатся на лоб.
— Уже? И даже сказку на ночь не расскажешь? — смеется Гэвин.
Пытается смеяться. Выходит нечто горькое, даже язык сворачивается.
— Доброй ночи, детектив Рид.
Звук закрывающейся двери по ощущениям похож на сорвавшееся лезвие гильотины. Отрезвляет неплохо.
Мужчина стягивает потертую кожаную куртку, оставляя её на небольшой тумбе у входной двери, и проходит в комнату, тут же устало плюхаясь на диван. Кошка расхаживает вокруг, периодически тычась мордой в откинутую руку.

[fuckinglogin]

Исполнение 1, 2/6

***

— У вас очень милая кошка, детектив Рид.
Гэвин вздрагивает, услышав слишком знакомый голос за спиной. Но не поворачивается, продолжая дрожащими руками засыпать ароматные зёрна в кофемашину.
— Как её зовут? — не унимается Коннор.
Рид мечтает о мантии-невидимке. Или о берушах. А лучше — и то, и другое. Чтобы Коннор его не замечал, а он, в свою очередь, не слышал его голос, каждый раз эхом проходящий между внутренностями.
— Люси, — вырывается само.
— Красивое имя.
Заткнись, пожалуйста.
Гэвин топит образовавшуюся тишину в механическом жужжании кофеварки, нещадно перемалывающей зерна. В голове вспыхивает мысль — гадкая, липкая — что он не сопротивлялся бы, если бы ему самому перемололи кости.
— Вы хорошо себя чувствуете после вчерашнего? — Коннор продолжает задавать вопросы напряженной спине Рида.
— Тебе-то что?
Если бы Гэвин повернулся лицом к андроиду, увидел бы желтый огонёк диода и брови, сдвинутые к переносице.

— Коннор! Ты чего там застрял? — крик Андерсона возвращает RK800 в привычное состояние. Не произнося больше не слова, он покидает кухню, оставляя Рида наедине со стаканом обжигающе-горячего ароматного кофе. Пить его совершенно не хочется — содержимое стакана чем-то напоминает расплавленный металл.
Гэвин хватается за горло, будто проверяя, нет ли на нем чужих пальцев — фантомное ощущение удушения.
Вздрогнув, Рид берет стакан и выливает свежесваренный кофе в раковину.

***

— Не веди себя так, Коннор.
Андроид приподнимает брови в удивлении и смотрит на Хэнка. Тот хмурится и отводит взгляд.
— О чём вы, лейтенант? — невинно уточняет венец творения Киберлайф.
— Держись подальше от Гэвина. Не пытайся с ним подружиться, — предостерегает Андерсон.
— Я не пытаюсь, — возражает Коннор. — Я проявляю элементарную любезность. Дружба с детективом Ридом никак не отразится на успехе выполнения моей задачи.
— Вот и отлично, напоминай себе об этом почаще, — шипит Хэнк сквозь зубы, так и не встретившись взглядом с андроидом.
— Могу я узнать, почему вы против моего… взаимодействия с детективом Ридом? — спрашивает RK800 осторожно.
Андерсон тяжело вздыхает и потирает переносицу.
— Понимаешь… — нет, не понимает, конечно, что за идиотское начало, — люди, которые долгое время находились в одиночестве, слишком близко воспринимают любое проявление внимания. И могут истолковать неправильно некоторые слова или действия.

Коннор сжимает губы в задумчивости.
Ему вспоминается вдруг момент, когда они с Хэнком преследовали девианта Руперта, и тот чуть было не столкнул с крыши лейтенанта. У Коннора была доля секунды на размышление. Стена — прозрачная, с красными символами, приоритетами и командами — плотной пеленой встала перед глазами. RK800 нарушил приоритет, помогая лейтенанту Андерсону.
Неужели перед Гэвином Ридом — такая же стена? Только вот вместо того, что разрушить, он её укрепляет, изолируя себя от окружающих — или окружающих от себя?

Ночью Коннор загружает в базу дополнительную информацию о психологических расстройствах. Ему, почему-то, кажется, что ответ кроется между «фобиями» и «расстройствами».

Изучать Гэвина Рида — сложно.
Пробковая доска на его столе не пестрит лозунгами против андроидов — но вряд ли он ненавидит их меньше Хэнка. Бейсболка с логотипом любимой команды не лежит гордо на столе, но детектив Рид смотрит все матчи в спортивном баре, иногда даже ставки делает.
А ещё он никогда не оставляет на столе плеер. Не включает музыку в служебной машине, когда едет на вызов. Но Коннор замечает, как его пальцы периодически выстукивают мелодичный ритм по столешнице. Андроид пытается проанализировать — тщетно.
Диод моргает жёлтым, когда он понимает, что без какой-либо объективной причины хочет знать, что слушает детектив Рид.

У Гэвина синяки под глазами почти черные. Около пяти потерянных килограмм за месяц. Отсутствие аппетита, бессонница и всё более навязчивое желание то ли раствориться в дожде, то ли быть перемолотым вместе с кофейными зёрнами.
Он напоминает андроида: движения механические, пустой взгляд, практически всегда молчит. Отчеты, выезды, патрули. Дополнительные смены — потому что это совсем немного, но отвлекает.

Куда продуктивнее, чем лежать дома на диване и считать трещины в потолке.

Люси ложится на грудь, кладет аккуратную мордочку на лапы и смотрит в глаза. Рид бессознательно проводит ладонью по голове кошки, на несколько секунд задерживаясь на полоске шрама за ухом, потом почесывает между сведенными вместе лопатками. И думает, что, если бы не эта кошка, у него бы не осталось сил держаться, никаких совершенно.

По телевизору — интервью с андроидом, написавшим книгу «Мечтают ли люди о теплокровных овцах». Гэвин криво усмехается и переключает канал. Останавливается на малоизвестном боевике, что штампуют по штуке в неделю. Там крутой главный герой с сексуальной подружкой, куча взрывов, дорогая тачка и опасные, но тупые враги.
Рид смеется над какой-то идиотской пафосной сценой, и кошка, мирно сопящая на груди до этого времени, недовольно выпускает когти.
— Эй, тише, — шипит он, смотря в один приоткрытый желтый глаз. — Тебя тут недавно милой назвали, а ты так себя ведешь.
Люси заинтересованно расправляет гигантские уши.
— Нет, больше ничего не скажу, ты итак самовлюбленная до жути, — смеется Рид, глядя уже в оба раскрытых глаза.
Кошка демонстративно поворачивает морду в бок и делает вид, что засыпает.
Гэвин засыпает тоже, по-настоящему, под звуки телевизора и тихое сопение под носом.

Ему снится Коннор. Коннор, который сидит на его диване, гладит его кошку и улыбается ему.

***



У Хэнка трясутся руки. Заметив это, он цепляется пальцами за керамику раковины. И смотрит на свое отражение в зеркале.
— Ублюдок чертов, — называет себя Хэнк.

В гостиной сидит Коннор. Положив руки на колени, недвижим. Просматривает зацепки по делу в «чертогах разума».
Андерсон и не помнит точно, какой именно выпалил нервозно предлог, чтобы затащить андроида к себе, а не оставлять в участке. Должно быть, прохрипел раздраженно что-то вроде «если будет вызов посреди ночи — черта с два я буду заезжать за тобой в участок». Оставалось только подождать, пока Коннор сгенерирует гениальную идею «Тогда я проведу ночь у вас», сделать удивленно-возмущенное лицо и в итоге, поломавшись, согласиться.

От осознания этого тошно.
Но мысль о том, что Коннор сидит у него на диване и смирно ожидает приказов, греет изнутри. Греет болезненным, извращенным пламенем.
Уже пару недель Хэнк прикидывает, как сильно нужно нажраться, чтобы смелости хватило сказать, что хочется. Или сразу — сделать.
Он почти достиг нужной кондиции в баре, после собрания департамента, но тогда вмешался чёртов Рид, будь он проклят.
Объективно, он не вмешивался. Коннор сам, Мать Тереза механическая, решил помочь бедняге. От этого факта колет за грудиной, и дело не в возрасте вовсе.

Просто это его Коннор. Так Фаулер сказал. Это подтвердил сам андроид.

«Я подчиняюсь только приказам лейтенанта Андерсона».
«Я могу быть для вас кем угодно, лейтенант».

Звучит, как отличная завязка фильма для взрослых, разве нет?

Хэнк умывает лицо холодной водой. И думает, как бы ему продержаться еще недельку-другую, пока расследование не закончится, и андроид-детектив не вернется в Киберлайф.
Виски не лезет в горло, да и револьвер как-то неудобно ощущается в руке.

Хэнк пытается заснуть, прогоняя яркие картинки из мыслей. Не получается. Посреди ночи приходится идти в душ.

***



У Рида перед глазами всё плывет. Он не может попасть по клавишам голографической клавиатуры. И это страшно, по-настоящему так пробирает до мурашек. Всё, Гэвин, тебе пиздец. Скоро все заметят. Отправят на принудительное лечение, запрут вместе с неудачниками, не сумевшими грамотно вскрыть вены. Вместе с людьми, считающими себя президентами, инопланетянами, и вообще хер знает, кем. И ты там сдохнешь.
Рид делает спешный глоток кофе, пытаясь утопить нарастающее чувство паники. Горло жжет кипятком, но ощущается это лучше, чем навязчивые мысли в голове. Хотя бы пять минут, пожалуйста, всего пять — без мыслей.

Когда в конце рабочего дня Гэвин собирается покинуть участок, ему на плечо ложится чужая рука. Мужчина раздраженно поворачивается, спихивая руку, и встречается с внимательным взглядом карих глаз.
— Детектив Рид, — проникновенно так, что горло вновь сжимают фантомные пальцы.
— У вас наблюдаются внешние признаки нестабильного психического состояния.
Да что ты.
Гэвин сжимает руки в кулаки. Его выдаст руководству гребаная машина. И займет его место. Детектив Коннор, полицейский департамент Детройта, могу я задать вам несколько вопросов?
Ему выдадут значок и удостоверение. Наверняка он получится просто идеально на фотографии.

Коннор присаживается на край его стола. Он говорит совсем тихо, но у Гэвина ощущение, будто слышит это каждый в участке.
— Я хочу помочь, детектив.
Помоги. Сверни мне шею, а затем сам отправься в утиль, чтобы никого больше не раздражать, не бесить. Не привлекать.
Коннор кладет на стол небольшую баночку с таблетками.
Гэвин поджимает губы.
— Это снотворное. Оптимальный состав, минимальное количество побочных эффектов. Автомобиль, конечно, лучше не водить.

Может, это яд? Андроид хочет его отравить, чтобы взгляд не мусолил своим никчемным существованием. Ну, а какие еще варианты?

Гэвину больно. Кадык вдавливает в шейный отдел позвоночника. Мимолетным движением он касается собственного горла, вновь проверяя наличие чужих пальцев на коже. Сам не знает, чего ожидает больше — костяшек Госпожи Смерти, или зеленых щупалец ревности.
Однако нет ни того, ни другого. Физически, по крайней мере.
— Я бы также посоветовал употреблять меньше кофеина.
Рид смотрит в карие глаза невольного собеседника с дикой насмешкой.

Что ты привязался ко мне? Зачем подходишь так близко? Думаешь, что спасаешь меня, вешая петлю нежеланной привязанности на шею?

Гэвин молчит. Слова-оскорбления застревают в глотке, растворяются в ощущениях, а слова благодарности слишком несносным вкусом вертится на языке, оставаясь не озвученными.

[fuckinglogin]

Исполнение 1, 3/6

В супермаркете у дома Рид покупает бутылку молока, а у кассы прихватывает леденцы «сливочная карамель». Они вкусные чертовски, сладкие-сладкие, на кончике языка раскрывающиеся легкой соленостью. Гэвин рассасывает леденцы совсем недолго — как только они становятся хрупкими, нещадно перемалывает их зубами в хрустящие кусочки приторного стекла.

Он глотает две таблетки снотворного, включает музыкальный канал и внимательно наблюдает за кошкой, вылизывающейся после сытного ужина.

«Выпить таблетки», наверное, звучит как секундное действие. А на деле — полчаса перекидывать упаковку из одной руки в другую, пытаться прочитать состав, в котором непонятно ни слова, и всё это время рассуждать, какой именно яд мог подсунуть ему андроид.
Но Гэвин этой ночью засыпает.
И спит особенно крепко до звонка будильника.

Он стоит на перроне, дожидаясь поезда, и немного удивляется сам себе: обычно черта с два его напугаешь побочными действиями или плачевными последствиями. Однако за руль он не садится. Коннор сказал, что не рекомендуется.
Гэвин скучающе смотрит на рельсы. Слушает гул толпы. А когда видит вдали приближающиеся огни поезда, представляет невольно, как из-за таблеток вдруг засыпает и падает прямо на железнодорожные пути.
Плечи вздрагивают, и Рид старательно убеждает себя, что не думал об этом. Еще более старательно — что такая мысль ему противна, отвратительна и противоестественна.

Следующие четыре дня проходят на удивление спокойно. Он рассасывает «сливочную карамель» вместо кофе и сигарет, пьет на ночь по две таблетки снотворного, и даже аппетит появляется. Рид заказывает китайскую еду, включает один из сиквелов «Чужого» и делится кусочками курицы с Люси, довольной как никогда.

Потом он находит в ящике рабочего стола еще упаковку таблеток.

«Блокируя обратный нейрональный захват моноаминов пресинаптическими мембранами, увеличивает их содержание в синаптической щели, что приводит к…»

Рид спешно сминает прилагающуюся инструкцию, оглядываясь напряженно, и суёт её во внутренний карман куртки.
Ещё в ящике листок с идеально ровным — cyberlife sans — почерком:
«Принимать по одной два раза в день».

Через неделю Рид начинает видеть людей вокруг. Не просто тени, отбрасываемые на асфальт, а настоящих, живых людей — они смеются, кричат, ругаются, с восторгом рассказывают о просмотренном сериале, жуют шоколадные батончики, торопятся на встречи — они существуют, живут своими жизнями, и этот факт почему-то заставляет улыбнуться.

— Вам стало лучше, — констатирует Коннор.
Рид поднимает взгляд синих глаз и встречается с карими.
Андроид держит в руках пластиковый стаканчик.
— Кофе без кофеина с молоком и сахаром, — объявляет он, ставя стаканчик перед Гэвином.
Рид рвано улыбается — губы за столько лет разучились искренне растягиваться в спокойной улыбке, не похожей на оскал.
«Спасибо» застревает в горле. Коннор и не ждет ничего — кивает и удаляется к своему столу.


Хэнк сломал карандаш. Второй за две недели. Оба раза — когда смотрел на Коннора, шатающегося у стола Рида. Смотрящего на Рида. Говорящего с Ридом.

— У тебя неплохо получается игнорировать мои советы, — бурчит Андерсон, когда Коннор возвращается на своё место. — Типичный подросток.
Андроид удивляется такому сравнению, но причина недовольства Хэнка не становится для него откровением.
— Я не мог не вмешаться, — мягко, тихо, будто маленькому ребенку объясняя. — Если это не противоречит главному приоритету, я не могу оставить человека в беде.
— Твой главный приоритет — подчиняться лейтенанту Андерсону, — цитирует Хэнк чужим голосом.
— Мой главный приоритет — поймать девиантов, — парирует Коннор. — Бездействие могло бы привести к неисправимым последствиям.
— Что, Рид бы умер без чашки кофе? — мрачно усмехается Хэнк.

Диод на несколько секунд желтеет.

— Коннор? — человек пытается вернуть его из «мыслей», процесса анализа системы, или чем он там занимается, когда зависает.
— Простите, лейтенант. Я не могу ответить на ваши вопросы. Давайте сосредоточимся на деле.
Хэнк сдавленно вздыхает.
Ему слышится «сосредоточимся на теле», и это сводит с толку на несколько секунд.

Он невольно любуется едва заметными родинками на лице и шее. Больные дизайнеры Киберлайф рисовали их специально для больных пятидесятилетних мужиков.

Ночью Хэнк покидает спальню и прислоняется к стене в гостиной, наблюдая за Коннором. Тот сидит в привычной позе: идеально ровная спина, руки на коленях, а диод моргает желтым, зрачки мечутся, и губы чуть подрагивают.

Хэнку хотелось бы, чтобы у Коннора была общедоступная «история браузера» — что он, интересно, изучает уже несколько ночей напролет? Еще и с таким беспокойным видом, будь он проклят.

У него красивые ровные губы. Нежные, наверное, мягкие — тягучие, как синтетическая кожа, медовые.

Интересно, он сразу очнется, если коснуться губ? Посмотрит непонимающе — голову склонит набок, чуть нахмурится.

«Всё в порядке, лейтенант Андерсон?» — спросит механически.
«Да, просто хотел узнать, такие ли они мягкие, какими кажутся».
Более слащавого и идиотского ответа и придумать нельзя.

Хэнк сам себе отвратителен. Привязался к пластиковому манекену до такой степени, что ревнует его к коллеге.
Черт, нет, это не просто коллега — это Гэвин, мать его, Рид.
Который в первую их встречу с андроидом, ударил того в живот и выплеснул несколько пропитанных ядом слов.
А сейчас Коннор таскает ему кофе и постоянно словно сканирует его взглядом.

Но ночь Коннор проводит со мной, думает Хэнк. Намерено заменяя «у меня» на «со мной», пытаясь убедить себя самого черт знает в чём.

Сам он уже наплевал на гордость, признав, что тянет его к Коннору просто безбожно, без остатка, и это вовсе не товарищеские или семейные чувства.

Вот же старый больной ублюдок, ругает себя Хэнк.
Но от чужих губ так взгляда и не отводит.


Рид сидит на полу на кухне и вертит в руках нож. И как только он посмел поверить, что всё может быть нормально? Предположить, что всё может наладиться?.. Идиот наивный.
Металл уже перенял тепло чужих рук, больше не колит кожу холодом.

Какой смысл искусственно продлять себе жизнь, глотая эти паршивые таблетки, делающие из меня овоща? Заглушающие мои мысли.

Мысли говорят: «Ты прав, Гэвин».
«Ты ведь совсем один, Гэвин».
«Через несколько месяцев будет ежегодная медицинская комиссия, и тебя с позором лишат значка».
«Тебя положат в клинику для душевнобольных, Гэвин».
«На соседней койке будет лежать человек, который думает, что он андроид».
«А через одну — девчонка, которую бросил парень, и она попыталась наглотаться таблеток».
«И ты, Гэвин. Невыдающийся детектив, паршивый человек».
«Такой слабый».

Мысли душат, топят, кромсают — от ярости мужчина сжимает руки в кулаки, забыв, что одна их них обхватывает лезвие — металл жадно впивается в кожу, слой за слоем, обагряя руки. Теплая кровь падает на светлый паркет, Рид всхлипывает и зачаровано наблюдает, как капли ровными кружками приземляются на пол.

У него звонит телефон.

Это Фаулер, потому что никто больше не звонит Риду на личный номер.
Это важное дело, потому что Фаулер не звонит просто так, уж явно не затем, чтобы спросить: «Как ты, Гэвин? Ты там, случаем, не режешь себя, Гэвин?».

Номер неизвестный.

— Алло? — почти шепотом.
— Детектив Рид, я хотел предупредить, что после первых нескольких дней приема таблеток может наблюдаться временное ухудшение состояния. Не стоит бросать их. Необходимо пропить весь курс.

Рид закрывает рот рукой. Окровавленной, размазывая кровь по лицу.

Его тошнит. Тошнит от внезапной сильной боли. Тошнит от искусственной заботы не-человека.
— Детектив Рид?..

Гэвин сбрасывает телефон и откидывает его подальше.
Он не знает, что происходит, и почему у него глаза становятся мокрыми, зрение пропадает — мутное и темное.

Рид слышит в тишине, между четырьмя стенами, судорожные всхлипы, рыдания — и удивляется. Откуда этот звук?..

Хэнк смотрит в пространство перед собой. Списывает полное отсутствие каких-либо эмоций на то, что проснулся совсем недавно, а точнее, был разбужен. Коннором. Который сказал, что у Рида, с каким-то там процентом вероятности, проблемы. Надо помочь.

Вот, помогает сейчас.
Забинтовывает ему руку, пока сам Гэвин сидит на диване и таким же рассредоточенным, как у Андерсона, взглядом буравит стену напротив.

Коннор очень аккуратный (как бы не сказать «нежный»).
Обработал порез, теперь вот закрепляет бинты, говорит что-то.
Оба — Андерсон и Рид — не слышат.
Голос Коннора для них обладает какими-то удивительными, мать их, свойствами. Бьет не по барабанным перепонкам, а сразу в сердце.
Двадцатьвосемьударовножом.
Они оба впервые заметили это на том чертовом допросе — что пластиковая кукла не так проста, как кажется. Что Коннор умеет подстраиваться, адаптироваться. Что он идеально выполняет задачи.

«А что еще он делает идеально?»
У Хэнка и Гэвина грязные мысли одни на двоих.
Болезненная зависимость — тоже.

Только Хэнк может утопить чувства в виски, а Гэвин — не может.

В нём чувства, почти позабытые, прорастают шипастыми стеблями роз, рвут все изнутри, а он пытается их сдерживать, заклеивая огромные трещины пластырями.

— Откуда у вас шрам, детектив Рид?
Гэвин ловит взгляд карих глаз, обращенных к его переносице.
— Обдолбался и полез в драку, — отвечает он.
Коннор приподнимает брови в удивлении. Но потом решает что, видимо, да, так и есть, похоже на правду.
— Гэвин внедрился в крупнейшую группировку, ответственную за распространение красного льда, — неожиданно даже для себя объясняет Хэнк.
— Под видом торчка, — с презрением шипит Рид, которому противоестественной кажется мысль, что кто-то пытается рассказать о его успехе. Вообще что-то о нём, кроме «держись от него подальше» или «он безобидный озлобленный придурок».

Хэнк, зачем воротить прошлое?
Ты мог бы молчать, мой ответ бы разочаровал твоего душку Коннора, и вскоре вы бы уже покинули эту квартиру и уехали в закат.

— Он рисковал жизнью, чтобы спасти девушку, попавшую под зависимость от наркотика, — продолжает Хэнк.
— Кто бы так не поступил? — совсем тихо отвечает Рид, пожимая плечами.
— Ему досталось тогда крепко. Сотрясение мозга, несколько сломанных ребер и шрамов.

[fuckinglogin]

Исполнение 1, 4/6

«Ерунда» застревает в горле. Никто не говорил об этом уже несколько лет. Зачем? Это было почти тринадцать лет назад. Это уже не имеет никакого значения.
(Только не для спасенной девушки, которая до сих пор присылает Риду открытку на Рождество. Он хранит их в коробке в шкафу. Она покинула Детройт семь лет назад. У нее отличный муж и трое замечательных детишек).

— Мы устроили облаву без предупреждения. В департаменте была крыса, и мы не могли рисковать.
Закрой свой рот, забери своего андроида и проваливай, сделай одолжение.
— Благодаря Гэвину удалось получить максимальное количество информации. И существенно сократить список невинных жертв.

Слова, сказанные вслух, всегда имеют какую-то особую силу. Даже для того, кто эти слова произносит. Он будто бы слышит их со стороны.

Хэнк и Гэвин сейчас в дерьме. Только вот у Хэнка было почти десять лет, что называется, светлой полосы — с прекрасной женой, с сыном. И каким бы всё тяжелым ни казалось, приятные воспоминания всегда помогают засыпать по ночам. Ещё у Хэнка отличный послужной список.

У Рида — ни того, ни другого. Нет даже воспоминаний. Ничего нет.

Только кошка.
Она неожиданно прыгает Коннору на колени и обнюхивает фирменный пиджак Киберлайф.
Андроид сканирует её взглядом — общее состояние в пределах нормы. Сросшийся перелом задней конечности. Несколько царапин на костях.

— Вот что, — выдыхает Андерсон. — Я еду домой. Хочу выспаться. Коннор, ты остаешься с Гэвином. Думаю, он будет в состоянии добросить тебя до участка завтра.
— Не смей!
Рид подрывается с места, напрягается всем телом, сжимает руки в кулаки, и белые полосы бинтов наливаются кровью на ладонях.
— Мне не нужны твои подачки, Андерсон. Забирай свою куклу, и уебывайте отсюда, — рычит детектив.
Хэнк делает глубокий вдох и потирает лоб.
— Послушай, Гэвин, правильнее будет…
— Правильнее будет, если ты завтра подойдешь к Фаулеру и всё сообщишь. Я негоден для работы.
— Я не собираюсь ничего говорить, — возмущается Андерсон. — Отлежись, мать твою, приди в себя и возвращайся в участок.
— Не собираешься, вот как? — усмехается Рид. — Тогда я сам всё сообщу. Не забыв упомянуть тот факт, что твой ненаглядный андроид всё знал, таскал мне антидепрессанты, скрывая столь важный факт от начальства.

Хэнк приоткрывает рот в удивлении. Смотрит то на Коннора, то на Рида. Он, конечно, догадывался, что всё не так просто, как кажется. Что у Гэвина Рида не просто «тяжелый период в жизни».
У Гэвина Рида психическое расстройство.

***

Коннор за рулем его автомобиля. Везет его домой после работы. И это как-то нелепо, смешно, и в голове навязчиво играют The Smiths, огни, которые никогда не погаснут*.
Пожалуйста, не отвози меня домой, у меня больше нет дома. Там меня больше не ждут.
Гэвин смотрит на проезжающие вокруг машины, будто бы ищет что-то.
А если в нас вдруг врежется двухэтажный автобус — смерть рядом с тобой кажется мне отличным вариантом. Умереть рядом с тобой — моя привилегия, моё удовольствие.
— Кажется, я узнал эту песню, — задумчиво произносит андроид, и Рид обращает внимание на свои пальцы, выбивающие ритм на пластмассе бардачка. — Вы любите музыку, детектив? Лейтенант Андерсон сказал, что вы играли на гитаре.
Гэвин отворачивается к окну и смотрит на неоновые огни Детройта. Отвечать не хочется совершенно, думать над услышанным — тем более.
Вот какого чёрта Хэнк продолжает это всё делать? Больной на голову. Мазохист.
А Коннор, Коннор-то почему интересуется всем этим, задает вопросы, пытается быть вежливым?
Программа адаптации, бессердечная ты сука.

***



Когда Хэнк едет с Коннором на очередной вызов — покушение на убийство со стороны девианта, андроид скрылся — человек рассматривает своего напарника украдкой и, наконец, произносит:
— Думаю, очень скоро всё изменится, и вы сможете жить спокойно. Жить так, как хочется.
Коннор ловит его взгляд, диод моргает желтым, но карие глаза смотрят практически без эмоций.
Хэнк сжимает руки на руле, называет себя болваном и пытается не думать о том, что в груди разливается тепло, как только он видит желтый огонек сомнения на чужом виске.

Поэтому так тяжело принимать тот факт, что Коннор только что застрелил двух Трейси из клуба «Рай». Намерено убил одну, вторая сама выстрелила в себя из чужих рук.
— Коннор! Коннор, мать твою, что же ты…
RK800 поворачивается, смотрит на Хэнка растерянно, открывает рот, но молчит — не находит, что сказать. Андерсон видит сожаление на искусственном лице.

Гэвину Риду лучше. Он почти не огрызается на коллег, а за ланчем Хэнк даже слышал смех из кухни — не тот натянутый и ядовитый, а искренний и взбалмошный.
Андерсон считает, что поступил правильно, хоть в горле и горчит периодически, пусть Дьявол с левого плеча и шепчет, что он всё еще может всё изменить, убрать одну карту, порушив весь карточный домик. Андерсон затыкает Дьявола стаканом чего-нибудь покрепче.

— Не хочешь посмотреть сегодня матч?
Слышать такое непривычно, а от Рида непривычней вдвойне.
Хэнк задумчиво хмурит брови и кивает. Почему бы и нет?

Они не идут в бар. Мол, во все приличные не пускают андроидов. В итоге сидят у Рида — у него приличных размеров плазма и отличный звук в придачу. Заказывают пиццу и покупают по три банки пива.
Просмотр матча сводится к рассказам о прошлом. Коннор жадно, внимательно слушает, как двое подвыпивших полицейских травят байки об академии, вспоминают самые курьезные происшествия, самые странные и запутанные дела. Они смеются, и Коннор смеется тоже, смех отдает искусственностью, но это простительно, это — пока, ещё всё впереди, много чему стоит научиться.
Матч заканчивается ничьей, и Рид переключает каналы.
— Включи что-нибудь из старого, — предлагает Хэнк.
Они оба знают, что телевидение с каждым годом всё более паршивое, фильмы и сериалы — всего лишь бесконечные копии, нещадно штампующие друг друга.

В квартире пахнет пиццей, пивом, и впервые за несколько лет звучит так много неподдельного смеха. Они смотрят «Друзей», один из первых сезонов, и Хэнк признается, что как-то его назвали ёбнутым, когда он сказал, что ему нравится Фиби. Рид захлебывается смехом, потому что как раз в этот момент самая странная героиня сериала поёт одну из безумных песен собственного сочинения.
Хэнк не гурман, но сейчас свое состояние может сравнить только с медово-горчичным соусом: смотреть, как Гэвин кладет руку на спинку дивана позади Коннора — отдает сладостью меда с привкусом горечи.

— Ты всё ещё хранишь гитару, Гэвин? — спрашивает с ухмылкой Андерсон.
— Хочешь спеть что-то из репертуара Фиби? — хохочет Рид, запрокидывая голову и будто ненароком задевая затылком плечо Коннора.
— Сыграйте, детектив Рид, — просит андроид.
Гэвин сдаётся быстро.

У него старенькая шестиструнная гитара, на деревянном корпусе несколько десятков наклеек с логотипами любимых групп, нецензурными высказываниями и другой символикой. Коннор внимательным взглядом изучает каждую наклейку, будто складывая пазл под названием «личность Гэвина Рида». Выходит какая-то дикая смесь.

Полицейские слишком трезвые для того, чтобы петь что-то сентиментальное, вроде известнейших песен ушедшего тысячелетия, но Рид играет несколько вступительных аккордов «Одинокого дня»**, Хэнк понимает — это то, что нужно.

Such a lonely day
And it's mine
The most loneliest day of my life

Such a lonely day
Should be banned
It's day that I can't stand

Они поют сначала тихо совсем, вкрадчиво, а потом закрывают глаза оба, отправляясь куда-то ни то в школьные, ни то в академические годы, когда до дыр заслушивали любимые песни, когда, будучи совсем мальчишками, мечтами о своей музыкальной группе, перебирая тонкие струны гитары.

Such a lonely day
Shouldn't exist
It's day that Ill never miss

Such a lonely day
And it's mine
The most loneliest day of my life

And if you go, I wanna go with you
And if you die, I wanna die with you

Take your hand and walk away

Коннор моргает быстро-быстро, диод его переливается новогодней гирляндой. Андроид чувствует что-то чужеродное за пластиковой грудиной, что-то замедляющее привычную скорость переливания тириума по хитроумным сплетениям трубочек-вен.
RK800 ловит на себе беспокойные взгляды полицейских и понимает, что по его щекам течет жидкость, заменяющая андроидам слезы.
— Коннор, ты?..

—… Не девиант, — возражает RK800.
Аманда смотрит с читаемым оттенком недоверия и пренебрежения.
— Ты не слишком успешен в расследовании. Ты отдаешь себе отчет в последствиях? — спрашивает система голосом наставника Элайджи Камски.
— Мне почти удалось выяснить местонахождение их лидера, — хмурится Коннор. — Я не подведу вас, Аманда.
Женщина задумчиво всматривается в кроваво-красные розы и приподнимает уголки губ в улыбке.
— Будем надеяться на это, — протягивает она. — Иначе придется заменить тебя, Коннор. Кем-то менее… сентиментальным.

Хэнк уже привык к тому, что Коннор может внезапно отключиться, зависнуть — а потом вернуться в привычное состояние, как ни в чем не бывало. Только в последнее время он всё чаще проводит время в собственной… системе.
— Всё в порядке? — уточняет Андерсон, глядя на несколько растерянное выражение лица напарника.
Они едут в участок. На улице дождь со снегом, из-за которого на дороге грязное месиво.
— Да, лейтенант.
У Коннора не бывает «не в порядке». И это нечеловечно, слишком искусственно, это такую разительную разницу выстраивает между ним и Ридом, у которого настроение за час может скатиться от вершины Эвереста до дна Марианской впадины.
Но противоположности притягиваются, так ведь?
— Гэвин не такой озлобленный и ядовитый, как обычно, — посмеивается Андерсон. — Всё твоё влияние.
— Мне удалось выбрать оптимальные препараты, — кивает андроид.
— Нет, Коннор, я не о таблетках говорю, — не соглашается Хэнк, чуть замявшись. — Я говорю о тебе. И Гэвине.
Желтый.
— Прости. Всё, проехали, — отмахивается человек, вцепляясь в руль и внимательно смотря на дорогу.

[fuckinglogin]

Исполнение 1, 5/6

«Проехать» не получается.
На следующий день Хэнк говорит, что в конце месяца День благодарения. И, наверное, было бы неплохой идеей провести его вместе. Позвать Гэвина.
Коннор теряется в мыслях. Выговаривает самое неприятное:
— К концу месяца меня уже тут может не быть, если я не раскрою дело.
— Есть и второй вариант, — бормочет человек. — Ну, знаешь, если ваши обретут свободу.
RK800 хмурится.
— Мне кажется, лейтенант, что этот вариант вызывает у вас одобрение, — вкрадчиво проговаривает андроид.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы угнетенный народ стал свободным, — отвечает Андерсон, с вызовом вглядываясь в карие глаза.
— Надеюсь, ваш личный интерес никак не влияет на процесс расследования, — холодно проговаривает Коннор. — В противном случае мне следовало бы рекомендовать капитану снять вас с дела.
RK800 резко встает из-за стола и направляется в архив. Хэнк тяжело вздыхает и пытается подавить нарастающую панику.

— Гэвин.
Рид поворачивается на звук знакомого голоса.
Они с Хэнком стоят посреди парковки у участка. На улице уже темно, лишь полосы желтого света фонарей раскрашивают парковку причудливыми узорами.
— Да, Хэнк?
У Рида голос на удивление спокойный, и реакция не напоминает затравленного зверя.
И это плохо, потому что…
— Нужно поговорить. О Конноре.
В участке про Рида говорят, будто он не знает меры и часто шутит не к месту. Это, скорее, часть его образа, чем неумение чувствовать атмосферу вокруг и настроение других людей. Потому что струны напряжения, сковавшие чужое горло, он ощущает сам, почти физически.
— Я слушаю, — голос надрывается, и Рид прокашливается, делая вид, что просто что-то попало в горло.
Хэнк думал, что такие разговоры остались далеко в прошлом, лет эдак тридцать, если не больше, назад.
— Мне кажется, что Коннор не понимает и не может разделить то, что ты к нему чувствуешь.
Гэвин скалится и фыркает. Ему хочется покрутить у виска и спросить: «Ты в своём уме, Андерсон? Что ты надумал себе?»
Только вот Хэнк насквозь видит. Всегда таким был.
— И что ты, пришел, как его подружка, чтобы сказать это, потому что у него самого кишка тонка? — выплевывает детектив.
Значит, не одному Андерсону эта ситуация напоминает чертовы детские влюбленности.
— Он ничего не говорил об этом, черт бы тебя побрал, Рид, — пыхтит Хэнк, сжимая руки в кулаки. Взгляд мечется туда-сюда. — Это моё предположение. И я очень надеюсь, что я ошибаюсь. Но если нет, я должен снять с тебя эти сраные розовые очки, появившиеся, вероятно, из-за таблеток. Коннор продолжает расследовать дело о девиантах, терзается из-за неудач и отрицает любую возможность… человечности андроидов.
— Ясен хер, иначе его деактивируют, — сквозь зубы выдыхает Гэвин.
Андерсону хочется назвать собеседника придурком и смачно так врезать ему по челюсти. А потом он понимает, что придурок здесь, в сущности, он: потому что надумал что-то, а толком объяснить не может. Только воду мутит.
— Ты просто будь осторожен, — выговаривает напоследок Хэнк, прежде чем спрятать руки в карманы, развернуться и зашагать к своей машине.

***



Гэвин глотает таблетки и буравит взглядом стол. Он хочет иметь небольшой тумблер за ухом, который бы отключал мысли. Или кнопку, стирающую выбранные воспоминания. Но вместо этого человечество будущего придумало сраных андроидов.
Один из которых стучится в дверь и неловко замирает у порога с пакетом продуктов в руках.
Говорит что-то до головокружения обеспокоенное. Рид кивает, не вслушиваясь, а потом садится на диван. Коннор садится рядом.

— У Люси был перелом задней лапы? — Коннор то ли спрашивает, то ли утверждает.
Гэвин наблюдает за тем, как кошка топчется по коленям андроида и громко мурлычет.
— Её сбила машина, прямо напротив полицейского участка. Помню, как визжала Тина, когда увидела.
— И вы?..
— Отвез в клинику. Очухалась быстро, а вот на все четыре лапы встала только через несколько месяцев.
Уход за больным животным — очень непростое дело, как физически, так и эмоционально. Тяжелые периоды, когда не знаешь, выживет ли тот, кто стал тебе дорог. Но самое сложное — животные говорить не могут. Не скажут, плохо ли им, что болит, и что нужно сделать. Вот и догадывайся сам, по подрагивающему хвосту, круглым совиным глазам, слабому мяуканью.
Гэвин вот говорить может, умеет. Но всё равно молчит. И его состояние отслеживать тоже сложно.

Гэвину сложно тоже.
У него внутри — буря, неспокойный океан, волны «ты должен знать» разбиваются о скалы «будет только хуже».
Он сжимает руки в кулаки и разжимает тут же. Закусывает губу. Дышит тяжело.
— Всё в порядке, детектив Рид?
«Что ты здесь делаешь, Коннор?»
«Какая у тебя цель?»
«Ты можешь… чувствовать?»
Вопросы царапают горло.

Прошлой ночью мне снилось, что кто-то меня любит***.

Гэвин позволяет бушующей стихии победить. Гэвин делает то, за что, уверен, будет ненавидеть себя позже: он впивается пальцами в плечи Коннора, будто удерживая, чтобы тот вдруг не отпрянул, и целует его. Теплые покусанные губы Рида замирают на идеально гладких синтетических губах андроида. Гэвин не закрывает глаза, изучает лицо напротив, пытаясь считать хоть какую-то реакцию. Карие глаза смотрят в ответ: холодно и совсем немного виновато.
Рид ненавидит себя и пробует провести языком по чужим губам — андроид остается недвижим, лишь диод тревожно мигает желтым. Руки его лежат на коленях, не препятствуя действиям детектива.
Когда Гэвин отстраняется и закрывает руками лицо, наступает самая тяжелая тишина в его жизни. Похоже на потерю пульса. Похоже на смерть.

— Скажи… — голос не слушается совсем, мужчина сглатывает образовавшийся в горле ком и продолжает, — пожалуйста, черт подери, скажи хоть что-нибудь.
— Сожалею, детектив Рид, — произносит Коннор без эмоций. — В моей комплектации не предусмотрена возможность разрешения сексуальной напряженности. Я могу отвести вас в клуб «Рай», если хотите.
Гэвин хочет размозжить себе голову, провалиться под землю, разбиться о скалы или пойти ко дну ближайшего водоема.
«Мне не секс-андроиды нужны, чертов придурок, мне нужен ты», — от всплывающих в сознании слов тошнит. Рид усмехается, плечи подрагивают.
— Спасибо, я как-нибудь сам, — смеется Гэвин, всё еще закрывая лицо руками. — Свалишь?
— Вы будете в порядке? — вежливо уточняет Коннор.
— Ага, приду завтра, как новенький, мать родная не узнает, — Рида хватает только на активное кивание и задушенный смех.
Андроид, замерев на несколько секунд, всё же решает уйти. Рид захлопывает за ним дверь и прислоняется к ней лбом. Всё тело сводит секундной судорогой.

Никаких надежд, никакой обиды. Всего лишь ещё одна ложная тревога.

Пытаясь не потерять равновесие, мужчина проходит на кухню, рукой опираясь о стену, садится у стола и смотрит на принесенный Коннором пакет. Внутри оказывается банка пива, Рид открывает её с щелчком и бесцельно вливает в себя. Чуть морщится и обращает внимание на упаковку.
«Безалкогольное».
Смеется.
Пиво без алкоголя, сигареты без никотина и пластиковая кукла без «возможности разрешения сексуальной напряженности».
Фраза-то какая. Будто вызубренная.
Хэнку тоже приходилось так отвечать?

***


Следующим утром Рид появляется в участке, и по его взгляду Хэнк сразу всё понимает.
— Коннор, — тихо обращается лейтенант к своему напарнику. — Не подходи сегодня к Гэвину. Это приказ.
Андерсон не хочет, нет, точно не хочет знать, что именно произошло.
Он просто хочет, чтобы… больше ничего не происходило.


Коннор стреляет в Хлою, стоящую перед ним на коленях. Хэнка выворачивает наизнанку не от синей крови, хлынувшей из дыры во лбу, а от осознания, что это — конец. Точка невозврата.

— Ты просто сраная машина.
— Конечно, я машина, лейтенант. А вы что думали?

Хэнка отстраняют от дела. Всё, что он может — топить себя в виски. Пытаться делать вид, что всё как прежде.
Почему, черт подери, этот андроид за столь ничтожное количество времени впился в сознание так, что не растворить его алкоголем? Какое право этот сраный кусок пластика имел на то, чтобы оставить после себя эту зияющую дыру в груди?

Андерсон поднимает взгляд и встречается с синими глазами Рида. Его взгляд не выражает ничего, и в тоже время так много.

[fuckinglogin]

Исполнение 1, 6/6

Революция андроидов заканчивается грудами пластикового мусора по всей стране. Пять лагерей, разбросанных по Детройту, прекращают работу после утилизации последних, ещё даже не активированных моделей. Город без андроидов кажется непривычно пустым и тихим. Разрушения и скорбь на лицах возвращают прямиком в конец прошлого тысячелетия, когда Детройт был настоящим городом-призраком, потерявшим следы былого величия.
Не зря говорят, что история циклична.

Рид останавливает машину неподалеку от моста Амбассадор и плетется по ночной почти пустой дороге. Еще недавно здесь кипела жизнь, сейчас же, особенно ночью, кажется, что ты один во всём Детройте.
Гэвин касается железных балок и склоняет голову, глядя на черную, как нефть, воду, в которой отражаются блики двух городов.

Некоторые ищут в Канаде счастливой жизни.
Рид ищет смерти на границе с ней.

Мужчина достаёт из кармана куртки только что купленную пачку сигарет, берет одну и жадно затягивается. Он кидает бычок в воду, наблюдая, как маленький желтый огонек растворяется во тьме воды. Рид выкуривает десять сигарет. Во рту уже ужасно пересохло, а он просто курит и курит, одну за одной, будто бы надеясь, что из-за этого у него появится рак легких, который волшебным образом убьет его в ту же секунду, и не придется принимать тяжелое решение самому.

Его пробирает до костей, когда совсем рядом останавливается машина. Гэвин переводит на неё взгляд раскрасневшихся глаз, но фары слепят, не давая ничего различить. Рид отворачивается и думает, что, если это какой-то наркоман, он хоть сможет немного поразвлечься перед смертью, разбив себе костяшки пальцев. Кто знает, может, даже получиться почувствовать что-то кроме удушающей пустоты.

Но это Хэнк. Чертов Хэнк Андерсон. Выключает фары, подходит близко и молча протягивает бутылки виски, уже наполовину пустую. Рид делает несколько глотков и протягивает коллеге сигареты.
— Какого хера, Хэнк? Что ты тут забыл? — спрашивает Гэвин недовольно.
Виски — это хорошо. Компания — не очень.
— Я был в парке, вон там, — проговаривает Хэнк, указывая пальцем на берег. — Едва ли мои мысли были радужнее твоих.
Андерсон усмехается, и детектив понимает, что он имеет в виду. Боже, как же это глупо и мерзко.
Хэнк делает затяжку и выпускает дым в ночной воздух, расслабленно закрывая глаза. Они оба знают, что курение не помогает — но это одна из социальных игр, правило, которому все придерживаются. Якобы курение снимает стресс.
— Потом я увидел маленький огонёк. Он горел некоторое время, а потом упал. И зажегся другой.

Рид смеется. Сигареты стали чертовым сигнальным огнем. Сигналом бедствия. Сигареты привели помощь, будь они прокляты. А говорят ещё — курение убивает.

— Как ты думаешь, может, и в наших жизнях зажжется ещё огонь? — шепчет Хэнк, запрокинув голову и взглянув на небо.
— Я думаю, что впереди только кромешная тьма, — отвечает Гэвин, пожимая плечами.
— А это точно плохо? — усмехается Андерсон. — Я, кажется, привык уже.
— Ты привык к темноте, а я в ней вырос, — пафосно проговаривает Рид, под конец не сдерживается и смеется. Он не помнит, откуда эта фраза, но она кажется ему весьма уместной сейчас.
Гэвин делает ещё несколько глотков виски, пока Хэнк расправляется с сигаретой.
— Только представь, если нас сейчас кто-то из своих увидит, — тянет Рид. — Парковка в неположенном месте, курение вне специальной зоны, распитие алкогольных напитков в общественном месте…
— Радуйся, что не зелёные. Иначе будешь свои бычки вылавливать из реки прямо посреди ночи.
Эти идиотские мысли смешат их обоих.

— Поехали отсюда, Гэвин, — вздохнув, произносит Хэнк.
Когда у Андерсона такой серьезный голос, Рид чувствует себя подростком, пойманным за мелкую кражу в супермаркете.

В машине у Андерсона играют «Рыцари черной смерти», и от этой музыки у Рида болит голова. Он упирается лбом в стекло и смотрит, как расплываются перед расфокусированным взглядом огни ночного Детройта.

— Ты следил за мной, Хэнк, — заключает Гэвин. — Черта с два ты бы увидел огонь от сигареты с берега.
— Следил, — соглашается лейтенант полиции Детройта. — Потому что ты сдал кошку в приют, оставив щедрое пожертвование. И всё сразу стало понятно.
— Откуда ты?..
— Знакомая Тины работает там. Она рассказала.
— Вот Дьявол. Такое чувство, что я живу не в Детройте, а в какой-то деревне из пары сотен жителей.
— Мир тесен, — пожимает плечами Хэнк. — Едем за кошкой?
— Конечно. Спрашиваешь ещё, — фыркает Рид. — Это такое дерьмо, Хэнк. Мне тридцать шесть, и нет ни одного человека, которому я мог бы оставить свою кошку, чтобы спокойно сброситься с этого сраного моста.
— Ты ведь знаешь, что у меня та же ситуация.
Гэвин усмехается, и Хэнк пытается улыбнуться тоже, потому что ему совсем не хочется ехать с мрачным лицом, да и Рид видеть его не хочет тоже. У него сейчас шок, несколько лишних промилле алкоголя в крови и желание ни то рвать на себе волосы, ни то песни петь от радости, что он жив.

— О чём думаешь? — интересуется Хэнк то ли из вежливости, то ли ему действительно интересно.
— О том, что музыку ты слушаешь паршивую, — жалуется Рид на «Рыцарей чёрной смерти».
— Ты хочешь включить какую-то сопливую дрянь и разрыдаться в моей машине?
—…А ещё о том, кто ты, чёрт подери, такой. Альтруист херов, — шипит Гэвин, скрещивая руки на груди.
Хэнк смотрит с непониманием.
— Помнишь, ты как-то разозлился и сказал, что сделаешь всё, чтобы выпереть меня из участка? — спрашивает Рид и, дождавшись кивка, продолжает: — Через пару недель ты поймал меня с косяком. И никому ничего не сказал. Почему?
— Забыл, наверное, — пожимает плечами Андерсон, сам не слишком веря в сказанное.
Он останавливается у приюта, и Рид выскакивает из машины, как ошпаренный.

Огромными желтыми глазами Люси наблюдает за дорогой, сидя у Гэвина на коленях. Она, видимо, толком не поняла, что произошло, хотя стресс от встречи с другими животными чувствовался в навостренных ушах.
Рид чувствует себя виноватым. Думает, что надо бы зайти завтра в зоомагазин, набрать кошке всяческих вкусностей и какую-нибудь идиотскую заводную мышь, которая, с наибольшей вероятностью, потом будет валяться где-то в углу, обрастая пылью.

— Береги себя, Гэвин, — вздыхает Хэнк, останавливая автомобиль у чужого дома. — Иначе за кем в участке будет звание занозы в заднице.
Рид с серьезным лицом подносит ладонь к виску, отдавая честь, а потом показывает Андерсону средний палец и ухмыляется.
— Знаю, знаю, вы без меня никак, — протягивает детектив, выбираясь из машины и пряча кошку за пазухой. — Эй, Хэнк. Спасибо.
Андерсон кивает.

Гэвин вдыхает холодный ночной воздух и думает о том, что мир несправедлив. У кого-то нет сердца, а у кого-то их будто бы два.

[Цветущий розмарин]

Очень хорошее исполнение, автор

[стотыщ проблем]

Очень хорошо. Очень грустно.

[Оксид котия]

Так хорошо, и так больно

[1234-fires-in-your-eyes]

под конец зашипперила хэнка и гэвина ето пять

[Darkolgetta]

Отличный текст, прямо очень правдивый

[эггси]

блин, начала читать с надеждой на гэвин/коннор, а закончила с хэнк/гэвин в голове и теперь часа три не могу перестать думать про этот пейринг)

фанфик удивительный, само собой. особенно понравилось как автор передал атмосферу разъедающего всё на своем пути пиздеца в душе гэвина

[Veldrin Mith]

Прекрасное исполнение.
Реалистичное.
И мне очень понравился поворот с Коннором-машиной и проваленной революцией.

[Бестолковая рыбина]

Фанфик зашёл, спасибо. Действительно, как сказали выше - очень реалистичный.